Путешествие к Белому морю

Россиянин — это про гражданство, подданство. А помор и русский — про этническую принадлежность. Дискуссионным сегодня стал вопрос об этническом статусе поморов, которых одни специалисты считают субэтносом русского народа или субэтносами русского и карельского народов, другие – региональной группой русского и представителей других народов, проживающей в Поморье, третьи – самостоятельным народом, сформировавшимся на основе новгородских переселенцев под влиянием влившихся в их состав местного финно-угорского населения.

Еще в 2002 году правительство Архангельской области обратилось к федеральному с предложением о включении поморов в список коренных малочисленных народов Севера. Однако Министерство по делам национальностей рассмотреть вопрос не успело, его само ликвидировали. Повторное преставление в 2003 году не закончилось успехом, в признании поморов самостоятельным народом было отказано со ссылкой на справку РАН. И, если углубиться в историю Поморья, очевидно почему: поморы не единый этнос, и даже не субъэтнос, поморы – как варяги, скорее, род занятий. Эта точка зрения, упрощенная: поморами, а на самом деле — поморцами – назывались только жители берега Белого моря. В древних летописях поморы не упоминаются. Поморье никто не завоевывал, оно мирно вошло в состав большой России. Архангельск изначально был государевым городом, а не столицей самостоятельного княжества и не имел никаких вечевых прав.

Белое море освободилось от последнего ледника около 10 тысяч лет назад. С этого времени стало возможным заселение его прибрежной территории. Мир тогда еще не был разделен на этносы в сегодняшнем, современном их понимании, но Север и в ту пору навязывал своим покорителям уклад жизни. Говорят, этот край суров. Сложно судить, нас Поморье всегда принимало радушно.

Первыми как-либо этнически обозначенными племенами на побережье Белого моря стали саамы. Но это они в Финляндии саамы, а по-русски их называют — лопари. Следы их культуры до сих пор сохраняются в топонимии — тот же Лопский берег (Онежская губа Белого мора), или Лобская гора («б» и «п» в данном случае просто чередуются). К саамским относят названия деревень: Кереть (от названия саней), Нильмозеро (от слова nilm, обозначающего пасть, глотку или устье реки).

Лопари и лопские земли упоминаются с XV века в новгородских переписных книгах. Потом сюда пришли карелы, вытеснив саамов на Кольский полуостров. А за карелами — славяне. Безусловно, перемешавшись и ассимилировав с теми, кто остался, как в плавильном котле. И далеко не всегда расселение шло мирно. Легенда гласит, что село Сумский Посад названо в честь древнего племени сумь. Сумь разбили вездесущие шведские викинги, а позже с оружием в руках эту землю отстояли карелы. И дождались новгородцев, которые тоже те еще ушкуйники. Пираты, преимущественно речные.

О круглогодичном, а не сезонном заселении Поморья можно говорить, начиная с XIII — XIV веков. Эти места однозначно стали русскими. Сначала здесь оседали те, кто просто бежал в поисках лучшей доли. Затем в 1569-1570 годах в Поморье случился массовый исход новгородцев, не желавших примыкать к Москвии и спасавшихся от погромов опричников Ивана Грозного. Дорога на волю — дорога на Север, так уж повелось. Словом, миграция саамов, карелов и славян в Поморье шла волнами. Пришлые люди из разных мест оседали обособленно — отсюда и неоднородность поморской культуры, и разнообразие диалектов. Но всякий, кто приходил в Поморье земледельцем, рано или поздно становился моряком.

Кстати, об отсутствии крепостного права. Да, на Севере не было помещичьих вотчин, но местные жители являлись государевыми или монастырскими тяглецами, а не вольными гражданами, которые могли гулять, где хотят. Например, самому известному помору Ломоносову, чтобы отправиться в Москву, пришлось получить паспорт, а когда срок действия того истек, будущее светило науки некоторое время числился «беглым», как обычный крестьянин, сбежавший от барина.

Никакого «поморского государства» или «покорения поморов» летописи и прочие источники не упоминают. Но и сказать, что жители берегов Белого моря в своей повседневной жизни ничем не отличались от остальных россиян, невозможно.

Карта поморского берега. Из фондов Национального музея Карелии.

Кстати, о языках. Но с небольшим заходом в торговлю.

Поморы жили богаче многих других в России. Во-первых, они торговали. И торговали с иностранцами. Для общения с норвежцами даже существовал особый язык (пиджин) — «моя-твоя», или руссонорск. Предельно простой, никакой грамматики и зубрежки, около 500 слов, необходимых для того, чтобы поприветствовать друг друга, описать товар и договориться о цене. Из 500, половина слов были норвежскими, чуть меньше — русскими, остальные — заимствованные из других языков или вообще морской жаргон.

Вот несколько фраз на руссенорске, взятых из записей одного из первых собирателей сведений об этом языке Й.К. Квигстада, сделанных в беседе с таможенным кассиром А. Андреасеном из Тромсё.

Как следует из сохранившихся источников конца XIX — начала ХХ века, руссенорск знали торговцы, рыбаки, таможенники, консулы и дипломаты, которые иногда выступали в качестве третейских судей в торговых спорах. Но уже в середины XIX века норвежские торговцы-оптовики начали учиться русскому, считая руссенорск примитивным и недостойным использования. Учиться и обучать сыновей норвежскому стали и поморы, например, в Кемской шкиперской школе.

Во-вторых, поморы варили соль. А соль — это такая универсальная валюта Средневековья. Солеварение — наследие переселенцев-новгородцев. Поэтому и терминология солеварения у поморов новгородская, а терминология рыбного промысла, например, карельская, из карельских говоров. Оканье — новгородское, а частое ударение на первый слог — карельское.

В общем и целом, как-то так за несколько столетий и сложился поморский диалект, точнее, «поморьская говоря». Кстати, первый словарь поморского языка в начале XX века составил житель Сумского Посада языковед-самоучка Иван Матвеевич Дуров. Он работал над своим трудом несколько десятилетий, сделал рукопись. В 1938 году составителя расстреляли, но рукопись сохранилась и в 2011 году была издана.

А еще говорят, что поморы жадные. (Они предпочитают называть себя практичными). И что в доме у помора нет лишних вещей... Но это неточно.

Первое, с чем придется столкнуться путешественнику, решившему посмотреть здешние места — дорога. До поворота на Беломорск дорога хорошая, единственной неприятностью могут быть пробки. Но после энного количества километров идеального асфальта, некоторых из вас ждет испытание. К счастью, мы и собаки и не такое видывали. Хотите улыбнуться, загляните по ссылке! Грейдерная дорога — единственная, по которой можно проехать от Беломорска на восток, в сторону границы с Архангельской областью. Нет, проехать можно на любой легковушке, только медленно.

В этнопарке нет мобильной связи. Есть WiFi, но войти в него (все по закону) можно лишь через смс или портал Госуслуги. И сделать это могут лишь те, кто не подключил на Госуслугах двухфакторную авторизацию опять же через смс (что рекомендуется, исходя из условий защиты персональных данных). Нет смс, нет — Госуслуг, а нет Госуслуг, нет и WiFi. Так что позвонить через мессенжеры или кинуть весточку друзьям не получится. Спрашивается, зачем нам про WiFi сообщили, где логика?!

Но самое главное — домики. В них и зимой-то живут с открытой дверью, как позже выяснилось. А уж летом, да со всякой живностью... И хоть бы предупредили! Собакам и Тате — это мучение. Леше некомфортно, но, говорит, терпеть можно. Вкупе со снобизмом персонала... Нееее, не отдых.

В Колежме, кстати, тоже почти нет мобильной связи. Поэтому в ходу до сих пор «вечевой» колокол. А как иначе оповестить сельчан о любом чрезвычайном происшествии или радостной вести.

Поморское село Колежма (ударение на первый слог) – особый мир, вросший корнями в историю, культуру и природу Русского Севера. Здесь уникальный ландшафт: холодные просторы, интересная флора и фауна. В Колежме до сих пор есть свой небольшой рыболовецкий порт, а рыболовство — основное занятие местного населения. Рыбколхоз «Заря Севера» – лидер Карелии по заготовке морских водорослей и лову наваги. Один из самых успешных колхозов Беломорья. Уже всего через пару лет после основания «Заря Севера» стал колхозом-миллионером. В 1940 году его валовый доход достиг 1062 тыс. руб. В годы Великой Отечественной войны, постоянно перевыполняя план, рыбаки дали стране и фронту сверх задания сотни центнеров продукции. А для туристов в Колежме есть гостевые дома. И, честно сказать, мы пожалели, что остановились не в одном из них.

Колежма была, да и остается, типичным поморским селом с долгой и непростой историей. Село было центром Колежемской волости и вотчиной знатных жителей Новгорода, по легенде самой Марфы-посадницы (Борецкой). Иван Васильевич (Грозный) передал волость во владение Соловецкого монастыря, ставшего со временем крупнейшим феодалом Севера.

Главными промыслами Колежмы, помимо рыболовства, видимо, было солеварение и строительство лодок и судов. Три больших войны не обошли Колежму стороной. Во время русско-шведской (Ливонской) оно неоднократно подвергалось разорениям, во время постреволюционной гражданской Колежма входила в зону англо-американской интервенции, а в Великую Отечественную в лесу около села был организован аэродром 65-й штурмового авиационного полка, летавшего сначала на стареньких бипланах И-15, позже на британских Харрикейненах, а затем и на штурмовиках Ил-2.

Сретенский храм в селе Колежма освятили в 1903 году. В 1930-х он был частично разрушен, а в настоящее время в нем располагается сельский клуб.

А еще Колежма – родина известных капитанов и судовых механиков, судостроителей и рыбаков — это село больших тружеников. Карбасы (лодки такие средних размеров, парусно-гребные) тут строят до сих пор, знаменитая династия – братья Легкие. Колежма чуть ли не единственная из всех поморских деревень, где до сих пор строят карбасы не для себя, а под заказ.

Еще в 1899 году известный фольклорист и историк древнерусской литературы Александр Дмитриевич Григорьев записал в селе былины, исторические песни, духовные стихи, которые вошли в монументальный труд «Архангельские былины и исторические песни». С этого времени в Колежму постоянно приезжают фольклористы и этнографы. Здесь хорошо сохранились традиционные черты культуры Поморья. И даже вторжения современной жилой застройки не искажают исторически сложившегося облика поморского села. Вот бы маршрут такой составить, охватывающий поморские поселения Сухое, Вирма, Сумский Посад...

Есть и еще один памятник в Колежме, о котором стоит сказать отдельно. Обратите внимание на последнее фото в подборке выше. 25 июня 2017 года состоялось торжественное открытие мемориальной доски на месте воинской славы – аэродром «Колежма». Здесь в годы Великой Отечественной войны, с 1941 по 1944 год, располагался военный аэродром, с которого велись успешные боевые действия на всем протяжении Карельского фронта от Петрозаводска до Мурманска: штурмовка укреплений, аэродромов, скоплений техники и живой силы противника, эшелонов, судов на Ладожском и Онежском озерах, осуществлялось воздушное прикрытие важных стратегических объектов. Взлетная полоса стала частью дороги. В лесу, как говорят, сохранились землянки и блиндажи. Рядом с действующим аэродромом недалеко был и ложный.

В 1871-1931 годах тут действовала мореходная школа за полвека давшая России более 80 капитанов. В том числе ее закончил Владимир Воронин, легендарный ледовый капитан, под началом которого ходили и первый русский ледокол «Ермак», и «Седов» (на поиски экспедиции Нобиле), и «Челюскин», и «Сибиряков», который первым прошёл Севморпуть за 1 навигацию.

Главный проспект здесь — река. Домов, не имеющих выходов к воде, в Сумпосаде почти нет. Вроде всего 4 километра до Белого моря, но к нему просто так не выйдешь — берега болотистые. И время в этих местах тянется ощутимо медленнее. Темп жизни другой. Село по местным меркам крупное (около семисот жителей, а сто лет назад было полторы тысячи). Оно основано в XV веке все теми же новгородцами. Помимо рыболовства и судостроения сумляне занимались и солеварением, в селе было сразу несколько варниц. С 1452-го Сумой завладел Соловецкий монастырь.

К жестоким нападениям шведов тут привыкли. В 1576 году, в Ливонскую войну, северные соседи сожгли Суму, перед этим успев набедокурить в Кемской волости. А в 1583-м сумляне поставили деревянный Сумский острог, состоявший из шести башен — Воротной, Белой, Моховой, Низовской, Рыбной и Мостовой. В 1613 году шведы снова осадили село, но взять уже не смогли. Жаль, острог не дотянул до XX века, развалился. Однако частично сохранившуюся Моховую башню в 1931 году перевезли в московский музей «Коломенское», где она и сейчас стоит в отреставрированном виде.

Вот еще что! В 1617 году на острог умудрились напасть запорожские казаки! Интересные альянсы создавались в Смутное время и сразу после него.

И наконец, восточнее Сумпосада проходила и знаменитая «Осударева дорога» — трасса от Онежского озера до Белого моря длиной 264 километра. Ее, через карельские леса и болота, построили во время Северной войны при Петре I за 20 (!) дней. Очень нужна была для переброски войск и флота. Многие серьезные историки говорят о том, что по ней протащили волоком два фрегата. Волок наши предки использовали еще с тех времен, когда ходили «Из варяг в греки», но темпы строительства каковы! Это предприятие позволило подойти к оккупированному шведами Нотебургу (Орешку) — крепости в истоке Невы — со считавшейся до того непреступной, слабо защищенной стороны стороны. Орешек взяли. А от некоторых участков той дороги в лесу у Сумпосада, говорят, осталась еще просека. Впрочем, о точном маршруте ее прохождения можно только догадываться.

Зато другую — железную — то и дело можно лицезреть вдоль грейдера, как только свернешь с федеральной «Колы» (бывшей «Мурманской трассы»). Планы строительства железной дороги вдоль Поморского берега существовали ещё до революции. В 1916 году, после открытия Мурманской железно-дорожной магистрали (мы писали о ней в статье о Медвежьегорске), существовал проект линии Сорока (старое название Беломорска) — Сумпосад — Онега — станция Холмогорская, которая соединила бы Мурманск с Архангельском. В итоге стальная колея была проложена здесь только в 1941-м мимо Онеги до станции Обозерская. В Великую Отечественную это была единственная связь Мурманска с большой землей (Мурманскую ветку перерезали финны).

При лучшем стечении обстоятельств Сумский Посад в советские годы мог бы получить и статус города. Былое по-прежнему видно в архитектуре, в ее размахе.

Вас тоже мучает вопрос: куда же плавали (простите, ходили по морю) поморы?
Ответ на него оброс множеством мифов и вычленить правду, подкрепленную историческими источниками, оказалось не так-то просто. Определенно можно сказать одно: поморы ходили в полярных морях и посещали острова задолго до голландских и английских мореплавателей. Но отсутствие в допетровской России картографии европейского образца и связей с европейским научным миром привело к тому, что море, которое поморы называли Студеным, носит имя Виллема Баренца, а острова, которые поморы называли Грумантом, стали архипелагом Шпицберген. Хотя Баренц дал название Шпицбергену только в 1596 году, а поморы высадились там за несколько веков до этого.

Переход на Грумант по открытому морю требовал немало мужества. На него отваживались немногие. Поморы-рыбаки, подобно другим мореплавателям древности, предпочитали ходить вдоль берега, огибали Кольский полуостров по пути в норвежские города для торговли. Ходили за мыс Воронов, в Карское море, достигали Новой Земли. Часто использовали волок, система рек и озер поморского края позволяла. Так было надежнее и безопасней. Рациональные поморы предпочитали несколько дней тащить корабли и товары по суше, чем играть в рулетку с плавучими льдами.

Вирма — село маленькое, стоит почти у самого моря и даже не закрыто от него лесом. Название оно получило от одноимённой реки, впадающей в море. Ее устье, фактически, эстуарий — сюда заходит морское течение, и поэтому в отлив по речным берегам виден вязкий зеленоватый ил, называемый здесь «няша». Здесь мы нашли еще один деревянный храм в свою «коллекцию». Церковь Петра и Павла. 1625 год постройки.

Несложно догадаться, что эта красотка дожила до нас не в первоначальном виде. Как и большее количество памятников деревянного зодчества всего Русского Севера, она подвергалась реконструкциям и ремонтам, отражавшим различные строительно-архитектурные тенденции. В XVII веке возвели собственно деревянную церковь c пятью луковичными главками на шее-барабане с восьмиконечными крестами в навершии. Стены выполнены из бревен диаметром 36 см и стесаны с внутренней части более чем на половину.

Первый ремонт здание церкви перенесло в период 1635-1639 годах. В конце XVIII века был достроен притвор со входом, трапезная. Есть предположение, что церковь повторно освящалась после набегов шведов, специалисты нашли и следы переустановки окон, а также иконостаса вследствие несоответствия новым церковным канонам. Согласно историческим данным, тябловый иконостас Петропавловской церкви состоял из четырех иконных ярусов, но, что особенно важно, сам он датируется все тем же 1625 годом. В 1842 году Петропавловский храм впервые был окрашен охрой, в 1874-м – белилами и обит новыми обоями внутри, в 1893-м – покрыт тесом. В 1909 году была построена новая трапезная, крыльцо, под здание был подведен новый фундамент и стены были побелены поверх обшивки.

А теперь «изюминка»! Архитектура храма хоть и привычная для Русского Севера, но относится к достаточно редкому типу «кубоватых храмов». Их таких, «кубоватых» и было-то всего 22, если верить «Соборам.ру». Два – в Карелии, по одному – в Самарской области и в Республике Мордовия, остальные – в Архангельской. Сохранилось до нашего времени 10, при чем одна перенесена в музей в Малые Карелы.

Изначально Вирма тоже входила в состав вотчин знаменитой новгородки Марфы Борецкой, больше известной как Марфа-посадница. Но вскоре после падения республики в Новгороде, как и остальные владения новгородских бояр была изъята. Именно с того времени дошли до нас первые упоминания о храме и даже имя первого священника – Иоанн Сорокин. Но какой именно была та церковь – сказать сложно, она была предшественницей Петропавловской.

10 января 1938 года гонения на церковь поставили точку в православии той поморской Вирмы. По обвинению в контрреволюционной деятельности был расстрелян последний священник церкви Петра и Павла Василий Войк (1872—1938). Говорят, рядом с Вирмой сохранился полуразрушенный фундамент бывших солеварен Соловецкого монастыря (XVI—XVII века). К сожалению, мы не распознали их и, увы, не видели. В следующий раз обязательно возьмем с собой гида-проводника.

Табличка на церкви до сих пор указывает на принадлежность министерству культуры КАССР. Изрядно проржавела.

1917 год стал бедой для зажиточного крестьянства и городского среднего класса по всей России. Новый формат государственного устройства оказался несовместим с привычным укладом жизни поморов. Первой драмой стал итог Гражданской войны на Русском Севере, когда многие жители Архангельска и губернии, не желавшие жить под властью большевиков, эвакуировались вслед за интервентами. Одновременно граница оказалась на замке. По наблюдениям современников, последний раз суда поморов пришли в Северную Норвегию в 1929 году. А после... Жители прибрежных деревень по-прежнему ходили в море, ловили рыбу, добывали морского зверя, но уже будучи государственными работниками, а не вольными мореходами.

Во второй части расскажем о Беломорканале, жилье в Беломорске, о том, как город преодолел свое депрессивное наследие и удивляет гостей беломорскими петроглифами, памятнике совсем-совсем старой старины, о Кеми и Кемской волости, водопаде и палеовулкане Гирвасе, о том, как отметили День победы на военном аэродроме Гирвасе, о тех, кто там воевал и месте, где снимали «А зори здесь тихие», заглянем в гости к карелам-ливвикам. Оставайтесь с нами!