Иван Маханов и Василий Грабин работали каждый над своим детищем: Маханов в КБ на Кировском заводе в Ленинграде, Грабин — на горьковском машиностроительном. «Эльки» Маханова требовали ручной сборки и высокой точности, постоянно дорабатывались и, увы, давали сбои на тестовых стрельбах. Свою серию «Ф» Грабин задумал поставить на поток, так проще и эффективнее казалось производить пушки в условиях военного времени. Ставка Грабина на масштабируемость процесса изготовления и сборки победила. Его пушку приняли на вооружение и заказали Кировскому заводу, где начальником опытно-конструкторского бюро в то время трудился Иван Маханов. Вольно или невольно Маханов саботировал процесс производства, объясняя тем, что свою родную продукцию рабочие знают лучше и к процессу сборки привыкли. Так в своих воспоминаниях об артиллерийском производстве на ленинградском Кировском (бывшем Путиловском) заводе в 1930-1946 гг. прямо говорит инженер Чечельницкий. Воспоминания изданы в единственном экземпляре и хранятся в музее истории завода.
То, что Грабин поставил свою подпись и присоединился к показаниям против Маханова не сыграло решающую роль в судьбе Ивана Абрамовича. Своей подписью Грабин, к слову, любимчик самого Сталина, лишь отвел беду от себя. Он всего то и сказал, что Л-17 надо доработать. То же в 1939-м признавал и сам автор казематной артустановки. Но доработать пушку Маханова довелось именно Грабину, командированному в Ленинград. И именно Грабин, после ареста Маханова, отказался от производства своей пушки в пользу усовершенствования детища конкурента.
Впрочем, в музее Кировского завода до сих пор считают, что «Грабин поступил некрасиво». И что из его «надо доработать» родилась формулировка приговора: